Сериал Братья Карамазовы (1968)

Пожалуй, сам Федор Михайлович, с его пессимистичным складом характера, не позволил бы себе подобного ворчания. Наблюдая за современным поколением кинематографических деятелей, невольно задумываешься: неужели они действительно уступают своим предшественникам? Воспоминания о монументальной игре Ульянова или Лаврова кажутся колоссальными, в сравнении с перформансами Хабенского и Козловского. И если уж говорить о величине, то талантливейший артист, словно сошедший со страниц XIX века, Марк Прудкин, затмевает даже этих признанных мастеров, несмотря на заслуженное уважение к их работе. Лично для меня Достоевский остается фигурой парадоксальной: я признаю его гениальность, его глубокое проникновение в самые темные уголки человеческой души, но он не является писателем, чьи произведения я бы назвал любимыми. Существует некая дистанция, сложность, которая не позволяет мне в полной мере вкусить все великолепие его прозы. Особенно поражает, что фильм, созданный в эпоху шестидесятых, сумел сохранить удивительную смелость в обращении с религиозными мотивами, столь остро поднимаемыми в первоисточнике. Хотя, безусловно, некоторые сцены, в частности, знаменитая история об инквизиторе, были вырезаны. Этот эпизод, безусловно, является одним из самых поразительных в творчестве Достоевского. Через уста Ивана Карамазова автор ставит вопрос, который заставляет задуматься о самой природе веры и власти. Что произойдет, если Иисус вновь явится людям, но в эпоху инквизиции? Несомненно, его ждала бы участь еретика, жестокая и несправедливая. И дело не в том, что инквизитор утратил всякую человечность, и Иисус был бы ему чужд и непонятен, а в том, что он, проведя всю жизнь, работая с необразованными массами, убежден: им нужна не свобода, а пропитание, твердая рука, твердые законы. И тут же, как белая нить, проходящая через все его произведения, возникает жестокий, циничный и, увы, не блестящий оптимизмом вопрос: если Бога нет – не только христианского, но вообще никакого высшего морального суда – что может быть по-настоящему запрещено и почему? По каким императивам следует регулировать природу человека? Действительно, какая абсурдность и безумие в поступках, направленных на самосохранение и благополучие? Но, как всегда, Достоевский, несмотря ни на что, сохраняет веру в возможность перерождения человека, в потенциал улучшения, в способность к искуплению. Каждый из братьев Карамазовых – законный и бастард – идет своим собственным, тернистым путем к этой метаморфозе. [b]Настоятельно рекомендую к просмотру и изучению.[/b]